Та посмотрела на психолога.
– Да у вас никакого понятия об этике, – выдавила она.
– Что-что? – переспросил Лауфейсон. – Кекике? А может, этикетке? Забудьте все этот маразм, который зовется этикой. Его не существует, особенно для тех, кто хочет добиться чего-нибудь в этой паскудной жизни. Ясно? На последнюю дуру я даже внимания обращать не буду. Вы все ее уже видели. Истеричка надолго не задержится.
– Как это? – пронзительно завизжала бывшая канцелярская амеба. – Вы такой же, как и мой директор, и такой же, как моя директриса, и…
– Заткнись, кучерявая, а то парик подпалю! – оскалился Лауфейсон. – Вы, придурки, фрики, маргиналы и прочие моральные уроды, явились сюда, чтобы я вас лечил? Ну так слушайте внимательно: ни черта я делать не буду, потому что кто-то из вас подбросил мне в офис и в квартиру вот это.
Лауфейсон поставил лампу на место и швырнул карты так, чтобы их было видно.
– Ну, объясняйте, мои закомплексованные, что все это значит? Может, с тебя начнем? – и он указал на Концепцию. – Ты же у нас такая умная, что даже своего имени не помнишь.
Концепция взяла одну карту и поднесла ближе к глазам.
– Я не вижу ничего такого, что могло бы вписаться в то, что я знаю. Обычный кусок бумаги с рисунками – разочарованно произнесла она после того, как прошло минут пять напряженного молчания.
– И много тебе твои знания дали? – встряла в разговор Герд. – Это, знаешь ли, карты и в них играют.
– Гадать не пробовали? – с подковыркой спросил Олаф.
– В гадания я не верю. Это способ обманывать других, но еще больше – самообман, – отрезала краснопальточная Клер.
– Карты подбросил кто-то из вас. Я знаю, – холодно повторил Лауфейсон.
– Ой, у меня на старой работе был случай, – затараторила офисная крыса. – Прихожу, открываю ящик, а там – карта. Ромбик такой красненький. Я спрашиваю всех: кто подложил? И никто ничего не знает. Хлопнула я дверью сегодня, значит, подбросили мне эту штуку дня два назад.
– Не знать, что красный ромбик – это бубновый туз, самая сильная карта в своей масти? – удивился Олаф. – Впрочем, мне по почте пришел пиковый валет.
– Как и тебе тоже? – не сдержалась Клер. – Хотя я получила другую карту.
Прикрепили к зеркалу в опере. Червонная дама. Интересно, присутствующие здесь, что-то подобное получали?
Все недоуменно переглянулись.
– Мы ничего не получали, – ответила мамаша, закутывая детеныша в огромный конверт. – и оставьте на с в покое. Лично мы, – ее фраза не могла не вызвать у присутствующих сарказма, – уходим.
Она встала и, уволакивая свое сокровище, спеленатое, словно куколка гусеницы, покинула обшарпанную комнату.
– Так-так, одну карту выбили, – сардонически произнес Лауфейсон. – А теперь еще раз спрашиваю, кто еще получил такой сюрприз?
– Два валета что-то означают? – спросила Концепция. – Сегодня подкинули на коврик у входа.
– Совсем ничего, игра в карты началась, и не факт, что вы все будете той масти, какую каждому подбросили, – ответил Лауфейсон, от которого несло перегаром. – А теперь все вон! Сеанс ку-ку!
***
Толпа поспешила покинуть ненормального психолога и выйти на свежий воздух. У всех был неприятный осадок, но обсудить сеанс хотелось всем. Никто, правда, не хотел нарушать молчание. Наконец, бросила реплику военная в отставке.
– Все-таки я правильно сделала, не заплатив ни за консультацию, ни за сеанс. Сплошное шарлатанство, замешанное на рекламе. Слышишь, дорогой, – это уже касалось ее спутника, – все-таки ты был прав. Этот салон психологической помощи – очередное выманивание денег.
– Странно, – на этот раз спокойно произнесла краснопальточная, поправляя шапочку с прикрепленным париком, – что сегодня был такой негатив. Нужно будет сменить психолога, а то у Лауфейсона в последнее время снесло башню.
– Ты совершено права, дорогая, – поддержал жену цилиндр. – И, как вас там, Герд? – он обратился к бывшей военной. – Вы – тоже. Но карты действительно были, и посылал их не наш терапевт. Такое ощущение, он их тоже получил от кого-то. Только я не понимаю, что общего между нами? Мы же раньше ни с кем не встречались.
– Я всех вижу впервые, – заметил Олаф. – предлагаю забыть все это и разойтись. Единственное разумное решение на этот вечер.
– Разумнее всего так и поступить, но вряд ли это у вас получится, – проскрипел голос – тихий, но в то же время властный. – Карты разосланы, приглашения получены, а кукольник дергает своих детишек за жалкие нитки!
Со стороны ступеней ковыляла, опираясь на клюку, отвратительного вида горбатая старуха. Клюка была старинной – с резьбой, изогнутой, словно змея. Руки были в облегающих перчатках из дорогой кожи, но поверх указательного пальца – кольцо из желтого металла с большим овальным камнем. Да и одета старуха была престранно. Длинное черное платье-колокол, с волочащими по грязной площадке шлейфом, рукава – тоже длинные, чуть ли не до земли с лиловой каймой, по виду напоминавшие крылья летучей мыши… И злобное серое лицо с желтыми от контактных линз глазами. Хотя камни покрылись наледью, старуха, вопреки хромоте, передвигалась довольно быстро. Миг – и она уже стояла возле толпы, пристально разглядывая каждого в отдельности.
– Посмотрим, посмотрим, кто тут у нас, – наконец, произнесла она. – Кое-кто сбежал, кое-кто не пришел, думая, что последние события их не касаются, но это далеко не так. Интересно, что вас привело в проклятый дом, который не так давно назывался раем?
Все инстинктивно попятились назад к двери. А старуха спокойно стояла на месте и ухмылялась.
– Знаете, что я вам скажу, не надо было вам сюда приходить. И вести дела с Лауфейсоном тоже. Вряд ли вы слышали о Корпорации, к которой Лауфейсон когда-то принадлежал и откуда был изгнан с волчьим билетом. После этого он стал совершено неадекватным.
– Нам что от этого? – спросил Олаф, но тут же пожалел об этом: старуха подошла прямо не нему и схватила за руку.
– Ты скоро все узнаешь сам, но отдал бы очень дорого, чтобы ничего не знать об Игре, – оскалила она свои желтые зубы источенные кариесом.
– Здесь слишком много сумасшедших, – выдала офисная крыса. – Пора расходиться.
– Еще как пора, – процедила старуха сквозь зубы. – Ну, до свиданьица, может, кого-то из вас еще увижу.
Пока она говорила, от реки поднялся нарастающий ветер. Он дул ей в спину и казалось, будто из спины старухи поплыли пряди черного тумана, а обручи юбки подались в сторону. Наконец, ветер превратился в шквал, избравший своей целью старый город. Странно и неприятно было смотреть, как старуха легко взмывала по лестнице, убегающей на Королевский холм и скрылась во мраке.
– Сплошное инферно, – произнесла, наконец, Герд, немного придя в себя. – Но если подумать, я костюм где-то видела. Не вспомню только где. А Лауфейсон ловко придумал. Сперва, разозлил, а потом появилась эта актриса на подработке – прямо мороз по коже. Думаю, нужно обменяться контактами, что скажете?
Предложение Герд осталось без ответа.
Зато раздался звук – мерзкий, как будто по стеклу проводили железом.
Он повторился три раза, и с каждым разом он нарастал.
Когда же он стал совсем невыносимым, распахнулась дверь соседнего дома с «Кукольным раем» и оттуда выкатилось что-то круглое.
Оказавшись в свете единственного вспыхнувшего фонаря, предмет уставился на толпу двумя игральными картами вместо глаз.
Ужас и отвращение при виде предмета были настолько очевидны, что клиентами Лауфейсона овладела паника.
Это была искусственная детская голова того самого детеныша, которого притащила на сеанс помешанная на любви мамаша.
Голова раскрыла рот и вытолкнула шевелящимся языком еще одну игральную карту – бубновую двойку.
Затем голова пыталась закрыть рот, но видимо, что-то заело.
Концепция боязливо подошла поближе и взяла голову в руки.
– Чего мы испугались? – спросила она, а потом воскликнула: – Это же кукла!
– Живая голова превратилась в кукольную? – не понимая, спросила краснопальточная.
– Вроде нет, она металлическая, только очень ржавая, пояснила Концепция, выковыривая из глаз окровавленные карты. – Хотя карты мокрые.
– Выброси их – и дело с концом, – скомандовала краснопальточная.
– Мы с мужем уходим, – заявила Концепция, пряча карты в сумку, здесь делать больше нечего. Всем спасибо за необычный вечер.
Похоже, с ней были согласны все. Только никому не хотелось идти в старый город следом за старухой. Поэтому, толпа направилась в сторону лестницы на набережную, откуда планировалось разбежаться по местам ночевок…
***
На следующий вечер давали Моцарта. «Волшебную флейту». Какофония ди-джея орала на всю оперу, но зрителей это не смущало, по привычке им было все равно. Они шли не слушать, а Клер приехала за десять минут до начала, стричь купюры, срывать овации и питаться восторженными криками зрителей-идиотов. Нет, голос у нее был, божественный голос, и механизм, воспроизводящий звуки, работал безупречно, еще ни разу не дав сбоя. Говорили, что страсть Марии Каллас воплощена в нем. Лицом не вышла – зато получалось брать голосом. Пусть даже записанным на фонограмму или скомпилированном в различных аудиоредакторах. Великая Клер – голос и лик нынешней Современной Оперы!
